— Это арест, товарищ Сталин?

— Не лезьте в бутылку, — уже мягче ответил секретарь ЦК, — это ради вашей же безопасности от вас же.

— И долго мне так, как страусу, прятаться?

— Этого я вам пока сказать не могу.

— Тогда прошу дать мне какую-нибудь работу. От безделья в одиночке, пусть и комфортабельной, я за сутки с ума сойду.

— Работу? Будет вам работа.

Пушка. Выставка. Сломанный нос

Эпизод 1

— Скучаешь? — заглянул ко мне Власик вечером первого дня моего заточения, — Это ничего! Вот тебе развлечение, которого ты просил.

Начальник охраны Сталина небрежно бросил на пухлую картонную папку с выпирающими из неё кальками и не дожидаясь моих вопросов пояснил.

— Красная Армия и, в первую очередь, Красный Флот остро нуждаются в автоматических зенитных орудиях. Особенно последний. На Чёрном море из-за их отсутствия мы потеряли от атак белогрузинской авиации несколько транспортов. Враг применил новомодный способ бомбометания с пикирования против которого обычные зенитные пушки оказались неэффективными. Здесь два комплекта чертежей. Оба секретные. Один немецкий, другой наш, завода имени Калинина. Нужно их сравнить и найти несоответствия. Так сказать, глянуть незамыленным глазом. Ты некоторый опыт в конструировании автоматического оружия имеешь, разберёшься. Это личное поручение товарища Сталина. Выполняй.

— Так я…

— Что я? Распишись в получении и вперёд!

Растерявшись под таким напором я подмахнул расписку о неразглашении, а чекист развернулся на каблуках и быстро вышел из кабинета, не оставив мне шанса на уточнения. Вот те раз! Тоже мне, нашли эксперта-чертёжника!

Потратив изрядно времени, я разложил полученные бумаги на столе, заняв его полностью, и на полу кабинета, ибо было их очень уж много. В папке нашлось единственное на два комплекта техническое описание орудия. Это навело меня на мысль о изначально немецком происхождении пушки, которую наши либо умыкнули каким-то образом, либо купили лицензию. Вывод меня мало успокоил, так как память услужливо выдала стенания 41-го года по поводу нехватки зенитных автоматов. Если уж их в изначальной истории за семь лет не смогли до ума довести, то мне в этом кабинете, имея только чертежи, вообще ничего не светило. Не стоило сбрасывать со счёта и вероятность, что передо мной технический тупик, а на вооружении нашей армии были совсем другие системы.

Помаявшись для очистки совести со взятыми выборочно советско-немецкими парами чертежей одних и тех же деталей, я убедился, что они идентичны. На первый взгляд. На второй и третий тоже. Уже пятый час утра, детали простейшие. Это сколько мне времени понадобится, чтобы перелопатить всё? А вопрос вышел уже на самый высокий уровень, им товарищ Сталин заинтересовался. И что я ему скажу? Чертежи в порядке? А почему автоматы не работают? А чёрт его знает! Дело здесь может быть в чём угодно, от смазки до способа обработки поверхностей. Технологических карт мне, само собой, никто не даст. Если они вообще есть.

И этот случай ещё можно считать благоприятным, потому, что если кто-то более дотошный, чем я, что-нибудь всё-таки найдёт… Короче, как минимум, моя конструкторская репутация пострадает. А вот это допустить никак нельзя! Репутация — это всё, на что я могу рассчитывать, чтобы к моему голосу хоть как-то прислушивались. Это единственный рычаг, которым я могу воздействовать на ситуацию!

Да пошло оно всё к чёрту! С чего я решил, что если мне предлагают две альтернативы, обе паршивые, нет какого-нибудь третьего, пятого, десятого выхода? Им нужно решить проблему зенитного вооружения? Или бумажки-чертежи? Вот этим-то делом я и буду заниматься в меру своего разумения, а эту папку пусть хоть в туалет отнесут, сами сообразят зачем.

Итак, задача предельно ясна. Для начала, я выпотрошил свою память на предмет любых сведений, касавшихся этого оружия. Не сказать, чтобы их было особо много, но мне хватило для того, чтобы представить себе историю его развития. Фактически она представляла собой противоборство постоянно растущих маневренных характеристик самолётов-целей с одной стороны и систем наведения, тоже заметно прибавлявших в точности, помноженных на огневую производительность самих автоматов. С системами наведения всё было понятно, до изобретения радиолокационных станций орудийной наводки, дающих точную дистанцию и параметры движения цели, ещё далеко, здесь я помочь ничем не могу. Остаётся только повышать огневую мощь, наращивая скорострельность, чтобы напихать в небо как можно больше снарядов, хоть один из которых должен попасть куда надо. В правильности подобного подхода убеждали меня и кадры кинохроники войны на Тихом океане, когда утыканные десятками зенитных стволов корабли пытались отразить налёты авиации. Далеко не всегда успешно. Иными словами и образно выражаясь, требовался некий аналог дробовика.

Предоставленные мне чертежи предполагали калибр 20 миллиметров, что было странно. Насколько я помнил, во время войны Красная Армия имела 25 и 37 миллиметровые зенитки, а после войны — знаменитые ЗУ-шки и "Шилки" под 23 миллиметровый патрон авиапушки ВЯ. Но, что имеем, то имеем. В конце двадцатого века, самыми скорострельными, если не брать вовсе экзотические варианты с заранее снаряжёнными множеством зарядов стволами, были пушки с вращающимся блоком, представленные американским "Вулканом" и советскими системами Грязева-Шипунова. Различия у них были внешне незаметными, но принципиальными. Американцы предпочли привод автоматики от электромотора, а наши избрали газопороховой двигатель. И там и там имелись свои плюсы, но в моём случае выбора не было. Отвод газов при стрельбе однозначно требовал технологий и материалов, применяемых в строительстве турбореактивных двигателей, которыми в 33-м году только слегка попахивало. Впрочем, электромотор тоже был под большим вопросом. Во-первых, система получалась неавтономной, во вторых, габариты и вес электродвижка образца 30-х могли превысить все разумные пределы. И тут я понял, что выход-то есть! Есть компактный, лёгкий и достаточно мощный агрегат, чтобы раскрутить эту "вертушку" и обеспечить скорострельность около шести-восьми тысяч выстрелов в минуту, которые я принял за "эталон", ориентируясь на известные мне прототипы. Правда, не известно, как отреагируют "заказчики" на необходимость комплектовать каждое такое орудие дизелем Мамина.

Загоревшись идеей, я схватился за карандаш и принялся переводить бумагу, делая эскизы, комкая листы с вариантами, показавшимися мне неудачными и бросая их в урну. В итоге, когда мой несостоявшийся коллега из отдела Власика принёс мне завтрак в судках, я имел проект, удовлетворивший меня полностью. Сам автомат, в окончательном виде, представлял собой классический "гатлинг" — жёсткую систему с вращающимся блоком из шести стволов, заключённых в кожух водяного охлаждения, приводимых в действие от дизеля через фрикцион и редуктор.

Мотор Мамина, представлял собой уменьшенную копию Д-100 и был весьма оборотистым — до трёх с половиной тысяч. Холостой же его ход был всего шестьсот оборотов в минуту. Как и любой дизель, он был тяговит "внизу", тысяч до двух, раскручиваясь дальше менее охотно. Это обстоятельство и определило передаточное отношение редуктора как два к одному. Стрелок, чтобы дать очередь, должен был выжать единственную педаль "газ-сцепление", при этом блок стволов "стартовал" с 300 оборотов в минуту и рывком раскручивался до 1000, после чего гораздо медленнее мог набрать и 1750. Соответственно теоретически, скорострельность могла составить 10500 выстрелов в минуту, но крайне сомнительно, чтобы автомат, а главное, его стволы, выдержали такой темп за время необходимое для раскрутки до максимала. Рабочая же скорострельность, по плану, должна была быть около 6000 выстрелов в минуту "в среднем", короткими очередями в 2–3 секунды.