— А о том, как тебе, товарищ нарком, на плаву продержаться, совет дам. — Перешёл я от вопроса "Кто виноват?" к более существенному "Что делать?" — Судя по реакции Сталина на мои слова о параллельной системе, ждёт нас ещё и эта кампания. Вот тут-то тебе и надо быть в первых рядах!

— Не глупее тебя. Больше скажу — вопрос о параллельной системе, считай, решённый. Съезд должен утвердить и утвердит, в этом не сомневаюсь.

— Ну и хорошо, по крайней мере, о гранёных стаканах в полкило весом больше не услышим, — подколол я Исидора Евстигнеевича.

— Всё-то тебе шуточки. Знаешь что? Сейчас у нас времени нет, а после съезда, давай, заезжай ко мне. Заодно и о делах поговорим, подумаем, как наше положение выправить.

Отказаться от такого предложения мне было решительно невозможно, но запас времени, чтобы подготовиться к разговору оставался. Открытие, что стекольная промышленность, оказывается, находится в ведении "дядюшки", не давало мне покоя. Ведь это и оптика и стекловолокно! А ещё отсюда можно было перебросить мостик через оргстекло к химии. Вот где возможностей непочатый край! Осталось только выудить из головы хоть какую-то информацию по этой теме и преподнести её надлежащим образом.

Эпизод 4

В последующие дни работы съезда я вёл себя тише воды, только помечая для себя, как мне казалось, наиболее значимые факты. Доклады Молотова и Куйбышева по плану второй пятилетки и прения по ним проходили в атмосфере неимоверного энтузиазма. Кажется, для делегатов съезда невыполнимых задач вообще не существовало. К 37-му году, первоначально, намечался рост производства в 200–300 процентов, при годовом приросте в 19 процентов. Но, благодаря Орджоникидзе и Исидору Любимову, которым расхлёбывать кашу предстояло в первую очередь, в конце-концов, согласились на годовой прирост в 16 процентов.

Планом строительства предусматривалось введение в строй сотен новых заводов, среди которых я особо отметил, прежде всего, автомобильные и моторные. Фактически, автомобильную промышленность предполагалось больше чем удвоить. К уже идущей реконструкции ЗИЛа до 100 тысяч машин в год, ГАЗа до 300 тысяч и ЯГАЗа до 25 тысяч, наметили постройку дублёров. Завод в Сталинграде, дублёр ГАЗа, в кооперации с тракторным, должен иметь мощность в 100 тысяч новых 2,5-тонных машин, Уфимский дублёр ЗИЛа с Уфимским же моторным заводом также рассчитывался на 100 тысяч, но уже 6-тонных грузовиков, наконец, Самарский автозавод должен был дать ещё 25 тысяч 10-15-тонных машин. Обо всех этих заводах, разве что за исключением Уфимского моторного, который, правда, специализировался на авиадвигателях, я и слыхом не слыхивал в "моей" реальности и оставалось только гадать, есть ли в планах доля моей "вины" или события идут своим чередом.

Следующим моментом, который касался меня напрямую, были планы строительства Орского тепловозного завода на 500 магистральных локомотивов в год. При этом особо подчёркивалось, что дизеля к ним надо ещё создать. Соответственно, они были внесены в план дизелестроения.

Кроме того, в связи с успешным применением самосвалов "Кировец" на строительстве Беломорканала, намечалось освоение и расширение производства тяжёлой карьерной и строительной техники на базе мощных дизелей. Отсюда вытекали и планы по открытой разработке железорудных месторождений, в первую очередь в Карелии, поближе к Ленинграду, расширения строительства водных путей, в частности, Днепр-Ловать и Волга-Дон. Это тянуло за собой повышенную потребность в речных судах, для которых были нужны всё те же дизеля.

И уж, само собой, стопроцентный переход к концу пятилетки на параллельную систему в промышленности, который должен был развить денежное обращение, оптимизировать аппарат управления, снизить себестоимость и повысить качество продукции. За это пункт, как водится, и высказывались и голосовали "единогласно за", а вот как оно на деле будет. Примечательно, что сельское хозяйство осталось "за кадром". Там принимался принцип добровольности. Видимо, ЦК рассудило здраво, что ещё одной крутой встряски крестьянство может и не выдержать или решило обрабатывать общество "по частям", оставив колхозников на третью пятилетку.

Неприятным сюрпризом стала речь Тухачевского, хотя, говорил он, в целом, здравые вещи о производстве вооружения для армии. Настораживал сам факт присутствия "красного Наполеона", о котором я в прошлой жизни слышал мало хорошего, на съезде. Наведя справки, я узнал, что командарм, буквально накануне, возглавил управление вооружений. Видимо, перестановки, начавшиеся с ГАУ, позволили ему вырваться из захолустного Туркестанского округа обратно в Москву.

В последние дни работы съезда ко мне по очереди, с похожими предложениями, подошли Берия и Киров. Оба предсказывали мне скорые проблемы по партийной линии и предлагали, чтобы их избежать, перебраться в Тифлис и Ленинград соответственно, обещая создать идеальные условия для конструкторской деятельности и не поминать старого. Довод, что я нахожусь на службе в наркомате внутренних дел, их нисколько не смущал. Наоборот, оба в голос заявили, что Ежов сейчас будет рад-радёшенек от меня отделаться. Подумав, я принял нелёгкое решение остаться в Москве, не желая удаляться от эпицентра возможных событий, которые могли потребовать моего непосредственного вмешательства. Как всегда, извечная надежда на "авось" побуждает нас совершать весьма рискованные поступки.

9-го февраля 1934 года все депутаты съезда были приглашены на военный парад, специально организованный в честь такого важного события. Не скрою, мне было приятно, что в нём принимали участие только "Московские" варианты Т-26, а также самоходки СУ-5. Дело медленно, но верно, движется в нужном направлении.

Наконец, 10-го февраля, приняв все резолюции и решив оргвопросы, после заключительной речи Калинина, съезд закончил свою работу банкетом, на котором я благоразумно не стал светиться, выгадав себе дополнительно половину дня отдыха.

Эпизод 5

11 февраля выпало как раз на воскресенье, законный выходной день. Пятидневная рабочая неделя с разворотом индустриализации давно уже канула в прошлое и страна перешла на нормальный календарь.

Утро формально ещё не закончилось, натикало только половина десятого, а у меня дома уже раздался телефонный звонок Исидора Любимова, который напомнил мне о своём приглашении и настойчиво рекомендовал прямо сейчас, прихватив жену с детьми, поспешить к нему в гости. Пока собирались, пока добирались трамваями-автобусами, ведь машину мне пока так и не вернули, прошло больше двух часов и в знакомый "пентхаус" над наркоматом лёгкой промышленности мы заявились почти к двенадцати.

Большая семья наркома, во главе с его супругой, была в разгаре занятий по терапии семейных отношений. Проще говоря, они дружно, всем колхозом, лепили пельмени. Мало того, тут же, за большим кухонным столом, с перепачканными мукой руками, присутствовал сам начальник Морских Сил РККА Кожанов, тоже со всем семейством.

Надо ли говорить, что нас с Полиной и Петей тут же приставили к делу? Но, конечно, самый большой ажиотаж, особенно среди женской половины, вызвала дочь, которой не исполнилось ещё и годика.

— Ой, кто это? Ой, чьи это глазки? А как нас зовут? — сыпалось со всех сторон.

— Папа Викторией назвал, говорит, в честь будущей победы, — ответила Полина, усаживая дочку на высокий детский стульчик, будто специально приготовленный семьёй наркома.

Пока раскатывали тесто, вырезали стаканами кружки-заготовки, лепили пельмени и выносили их в лотках на мороз, время за неторопливой беседой летело незаметно. Рассказывали о жизни, с тех пор как не виделись, обсуждали любые темы за исключением политики. То же самое продолжилось и за обедом, несмотря на выпитую под пельмени водку. Я, конечно, не строил иллюзий и понимал, что главный разговор впереди, смущало только присутствие Кожанова. "Внутрисемейное" дело принимало какой-то непонятный оборот.